Откуда берутся оборотни.

[ChernoVeda]

Оборотничеством (в широком значении этого русского термина)

называются разные виды магического изменения внешнего

вида, способностями к чему обладают многие персонажи Дниз-

шей» мифологии. Они прибегают к весьма различным превраще-

ниям (например, леший, домовой, черт, принимающие облик

родственника визионера или его знакомого), хотя могут иметь

излюбленные личины: для черта это облик коня, козла, барана,

овцы, свиньи, зайца и др. [Виноградова 1995: 467–469], либо – в

специфической ситуации бегства от грозы – котенка, черного яг-

ненка и пр. [Померанцева 1975: 137]. Оборотнями становятся

души умерших ведьм и колдунов, а также нечистых покойников,

чья смерть случилась "не по правилам": самоубийц, некрещеных

младенцев; бывают они и упырями [Новичкова 1995: 114–115].

Особый случай – оборотень, который выступает в качестве ложного брачного партнера, иногда подменяющего умершего или

отсутствующего жениха (~ невесту, мужа, жену). Сексуальные

устремления такого оборотня обычно неотделимы от каннибальских/вампирических намерений: его жертва худеет, бледнеет, что и дает возможность заподозрить происки демона.




Мотив оборотничества, очевидно, базируется на комплексе

архаических представлений о двойной, зооантропоморфной,

природе мифологических персонажей – тотемных первопред-

ков и культурных героев (причем грань между ипостасями че-

ловека и животного подчас трудноуловима), а также представ-

лений о возможности воплощения души человека в животном

(растении, предмете); известную роль могла сыграть и практика

охотничьей (~ игровой) маскировки. Следует обратить внимание

и на разнообразные манифестации духов, у которых вообще от-

сутствует "изначальный облик», и на воплощение "внешней

души» мифологического персонажа в какое-либо животном, рас-

тении и даже человеке.




Не исключено, что косвенно мотив оборотничества связан с




переходными обрядами, санкционирующими перемену состоя-

ния человека, которая интерпретируется как смерть в одном ста-

тусе и рождение в другом, что может сопровождаться пересече-

нием пространственных и временны́х рубежей. Вспомним чудес-

ные трансфигурации сказочно-эпических персонажей (включая

их околдовывание), метаморфозы фольклорного героя при его

перемещениях по шкале "высокое – низкое» и т. п. При прибытии

в царство невесты (часто относящееся к хтоническому миру) ге-

рой архаического эпоса и сказки подчас принимает облик соци-

ально отверженного ребенка (сироты), реже – старика (прибли-

жаясь тем самым к рубежу "смерть – рождение») и сохраняет

"обращенный» облик вплоть до своего полного утверждения в

новом статусе – статусе мужа. То же происходит в сюжетах о зоо-

морфном брачном партнере (AaTh 401 и др.), который сбрасыва-

ет звериную (птичью, рептильную и др.) личину ночью (времен-

ной рубеж) и совсем отторгает ее при окончательном утвержде-

нии в новом статусе (обычно – после путешествия в потусто-

ронний мир для поисков мужа или жены, исчезнувших из-за на-

рушения запрета).




"Оборотность» как инверсия "нормального порядка вещей»

характерна для хтонических, запредельных, потусторонних об-

ластей космоса (т.е. относящихся к Дтой», Добратной» стороне нашего мира) – от временнóго ритма (ночь вместо дня) до перевер

нутости земных норм и установлений: антипища (в качестве ко-

торой выступают нечистоты), антиречь (неразборчивая из-за

того, что языки у "запредельных людей» растут навыворот), "об-

ращеннный» вектор движения (поскольку ноги у них – пятками

вперед) и т. п.




Поворотом отмечается пересечение рубежа между мирами. Для перехода из одного состояния в другое надо повернуться, перевернуться, перекувыркнуться, повернуть кольцо или иной волшебный предмет (вспомним поворачивание избушки бабы-яги, оборачивание копыт коня при посещении царства мертвых, выворачивание одежды наизнанку, чтобы преодолеть магию леса и выйти из него; ср., напротив, запрет оборачиваться

в легендах о Лоте и об Орфее).

"Оборотность» может, наконец, осмысливаться как сокрытие подлинной сути под ложной формой, как противопоставление истинного ложному (согласно мотивам колдовского "оборачивания» зрения и речи, подвергнутый данной процедуре видит и говорит нечто не соответствующее действительности).




Оборотничество в узком смысле слова – это врéменное, произ-

вольное (чаще) или непроизвольное обретение чужого инопри-

родного облика с последующим возвратом к своему первона-

чальному виду [Виноградова 1995: 466]. Обычно подобные

превращения имеют множественный, даже регулярный харак-

тер; "оборотничество понималось именно как материальное

платье, которое можно надеть и скинуть и даже одолжить друго-

му» [Ярхо 1931: 259]; ритуал переодевания в волчьи шкуры или

хождения с чучелом волка сохранился у многих народов Европы

[Иванов 1987: 242].

Данные представления и мотивы встречаются преимуще-

ственно в сфере актуальной демонологии или в зависимых от

нее нарративах. Согласно им, оборотничество – это свойство

врожденное или обретенное человеком, оно бывает наслед-

ственным (по женской линии) или предопределенным судьбой

[Новичкова 1995: 448], оборотнем можно родиться в результате

проклятия родителей, зачатия под пасху, соития женщины с вол-

ком; можно быть и принудительно превращенным (иногда на

определенный срок) в волка или другое животное (свинью,

например) чарами колдуна – скажем, принявшего звериный об-

лик и укусившего свою жертву; по литовским поверьям, например,

подобная разновидность оборотней (вилктаков) не опасна для лю-

дей [Новичкова 1995: 447–448; Иванов, Топоров 1987; Гура, Лев-

киевская 1995: 418–419]. Оборотни могли также осмысливаться

как "особая порода людей», причем "мужики чаще обращаются в

медведя, а женщины – свинью» [Власова 1995: 262]; впрочем,

они принимают и облик лошади, волка, собаки, кошки, совы,

сороки, петуха, рыбы, змеи, жабы, лягушки, ежа и т.д. [Виногра-

дова 1995: 468]. Вспомним известное сообщению Геродота [Геро-

дот: IV 105 (с. 213)] о племени невров ("каждый невр ежегодно

на несколько дней обращается в волка, а затем снова принимает

человеческий облик»).




Способность к оборотничеству можно обрести, узнав соот-

ветствующую заговорную формулу, заполучив талисман, либо

какое-нибудь другое чудесное средство, освоив, наконец, ряд

колдовских процедур: перепрыгивание через лезвие ножа (но-

жей), воткнутого в пень или в землю, через веревку, ветку, коро-

мысло, огонь на печном шестке, осиновую колоду и прочие вещи,

обозначающие рубеж между мирами. При этом демонтаж кол-

довского снаряда (как и незнание/забвение соответствующих

формул) не позволяет оборотню вернуться в свой исходный об-

лик.




Превратившись в волка (иногда – невольно), оборотень мо-

жет отражаться в воде в виде человека, отбрасывать человече-

скую тень, сохранять элементы человеческой природы (задние

ноги коленями вперед, как у человека; человечьи зубы, челове-

ческая плоть, даже четки, кольца, остатки истлевшей одежды под

шкурой; чувства, мысли и память человека); иногда он имеет об-

лик обросшего шерстью мужчины с волчьей головой или полу-

женщины-полусвиньи [Новичкова 1995: 116, 447; Власова 1995:

104–106; Гура, Левкиевская 1995: 418; Виноградова 1995: 470].

При этом подобные признаки могут рассматриваться не только

как рудименты звериного состояния оборотня, но также и как

неотчуждаемые приметы демона. Согласно великорусским бы-

личкам, цели оборотня не слишком внятны, тогда как в других

славянских традициях среди его поступков упоминается нападение на людей и скот, разведка промыслов, даже – по некоторым

древним источникам – проглатывание солнца и луны и гонение

туч [Власова 1995: 104–105, 265; Гура, Левкиевская 1995: 419].

Именно этот тип оборотня – исходно антропоморфного существа, как правило, имеющего "человеческое прошлое», – почти

безраздельно господствует в европейских традициях. Однако,

балансируя на рубеже человеческого и нечеловеческого, в данном случае – звериного, относясь одновременно к обоим мирам

[Власова 1995: 262, 265] и часто показываясь в неотчетливом,

как бы мерцающем облике, персонаж такого рода может иметь

различное происхождение и, соответственно, различную "исходную форму» своего существования.

Согласно поверьям, отчетливее всего представленным в китайских традициях, оборотнями, которые могут принимать человеческий облик, становятся звери, птицы, даже предметы, просуществовавшие на земле больше положенного срока. Это животные-долгожители – достигшие более чем 500-летнего возраста
лисицы, волки, шакалы, а также змеи, крысы и др. Некоторые

звери (тигры, олени, зайцы) меняют при этом свой цвет на белый, а иногда затем, по прошествии еще более длительного периода, – на черный. Птицы же, прожившие 1000 (или даже10 000) лет, по некоторым представлениям, способны обрести
лишь человеческое лицо. Оборотнями могут стать и растения
или их коренья (женьшень, мандрагора и пр.), и очень старые
вещи, надолго забытые или, напротив, слишком много бывшие в
употреблении, вследствие чего в них переходит часть человеческой души, а при достижении своего рода "энергетического наполнения» возникает человекоподобный фантом с наклонностями вампира, высасывающего кровь или жизненную силу из своей жертвы. Само понятие цзин, соответствующее русскому оборотень, значит, помимо всего прочего, "внутренняя энергия
или субстанция, заключенная в каждом живом существе» [Риф-

тин 1972: 12; 1977, 21–22; 1988: 618–619].




По бурятским поверьям, демоном анахаем становится слишком долго живущая крыса, у которой к тому же сходит шерсть [Потанин 1883: 129].

Вероятно, исходно зооморфен и демон, именуемый ада, – если

его, невидимого, удается убить, обнаруживается зверек, вроде

хорька, но без шкуры [Хангалов 1958: 333–334]; случайно при-

шибленный дверью, ада превращается в лоскут старой кошмы

или обрубок старой кости [Манжигеев 1978: 14], что, возможно, и

является его исходной сущностью.

Кажется, единственным европейским регионом, в котором

представлена подобная форма, являются Балканы. Так, восточно-

сербские демоны-оборотни змей и змеица происходят из змеи дол-

гожительницы, которой удается не погибнуть в течение 77 лет

[Плотникова 1998: 53–55], а вызывающий засуху демон змай (до-

лина Моравы) появляется из карпа, когда ему исполнится сорок

лет [Джокич 1998: 12].




В заключение надо отметить, что сочетание определяющих

свойств демона ("вампиризм» и "оборотничество») у китайцев и

славян, в сущности, одинаково, но сама направленность транс-

фигураций у зверя, обретающего человеческий облик, и у чело-

века, надевающего звериную личину, оказывается противопо-

ложной. Различна и семантическая мотивация целей вампира:

необходимость поддерживать свое существование за счет чужой

крови (жизненной энергии) как "недожившим» свой век, так и

"пережившим» его, откуда и проистекает опасность, исходящая

от создания, "зажившегося на свете» и "заедающего чужой век»

[Седакова 1990: 55–56].